Глава 19. ПОСТИГШИЙ СУЩНОСТЬ ЖИЗНИ

Постигший сущность жизни не утруждает себя никчемными делами.
Постигший сущность судьбы делает только то, что хочет он него судьба.
Для поддержания тела необходимо множество разных вещей.
Но бывает, что тело не поддерживают, хотя вещей в избытке.
Чтобы жить, прежде всего, необходимо не расставаться с телом.
Но бывает, что теряют жизнь,  не расставаясь с телом.
Приход жизни нельзя отвергнуть.
Ее уход тоже нельзя остановить.
Увы!
В мире считают, что пропитания тела достаточно для поддержания жизни.
А ведь, сколько ни питайся, жизнь свою не сбережешь.
Почему же в мире считают это достаточным?
Почему все неизбежно так поступают, хотя этого и недостаточно?
Тому, кто хочет избежать забот о теле, лучше всего уйти от мира.
Уйдя от мира, избавляешься от бремени.
Избавившись от бремени, становишься прямым и ровным.
Кто душой прям и ровен, умеет жить каждодневным обновлением.
Суть обновления перемещение, вращаясь.
Обновляясь, станешь близок Пути.
Но стоит ли оставлять дела?
Стоит ли забывать о мирской жизни?
Да.
Оставив дела, перестанешь утруждать свое тело.
Отбросив мирскую жизнь, перестанешь обременять свою душу.
Целостный телом и целостный духом сольешься с Небом.
Небо и Земля – отец и мать всех вещей.
Когда они объединяются – образуется тело.
Когда разъединяются – кладут начало новой жизни.
Когда тело и душа живут вечно, это называется бессмертием. 
Это способность к бесконечному обновлению.
Сущность.
Возвращение.
Снова сущность.
Пока не станешь тождественен семени, духовной силе жизни.

 Учитель Ле-цзы спросил у Гуань-иня,  стража границ:
- Настоящий человек идет под водой и не захлебывается.
Ступает по огню и не обжигается.
Идет над тьмой вещей и не трепещет.
Позвольте спросить, как этого добиться?
Гуань-инь ответил:
- Этого добиваются не знанием и ловкостью.
Не смелостью и решительностью, а сохраняя чистоту жизненной силы.
Присядь, я расскажу тебе.
Все, что обладает формой и образом, звучанием и цветом – это вещи.
Чем же разнятся между собой вещи?
Только свойствами.
Есть ли в них что-либо такое, что позволяет одним вещам возвышаться над другими?
Разве могут другие вещи остановить того, кто сумел до конца понять.
Охватить процесс создания вещей из бесформенного и возвращение их в неизменное? 
Понять, что процесс прекращается  с прекращением изменений?
Держась меры бесстрастия.
Скрываясь в не имеющем начала времени.
Нашедший истину будет странствовать там, где начинается и кончается тьма вещей.
Он бережет целостность своей природы.
Пестует свой дух.
Приводит к согласию свои жизненные силы.
Это все для того, чтобы быть тождественным творению всего сущего.
Небесное в нем сберегается в целости.
Духовное в нем не терпит ущерба.
У него нет недостатка в жизненной энергии.
Как же могут внешние вещи приносить ему урон?
Вот и пьяный, упавший с повозки, может сильно удариться, а до смерти не расшибется.
Кости и сочления у него такие же, как и у других людей, а повреждения иные.
Ибо душа у него целостна.
Сел в повозку неосознанно и упал неосознанно.
Думы о жизни и смерти, удивление и страх не нашли место в его груди.
Потому, столкнувшись с каким-нибудь предметом, он не сжимается от страха.
Если человек обретает подобную целостность от вина, то какую же целостность он должен 
обрести благодаря Небу?
Мудрый человек сливается с Небом, поэтому ничто не может ему повредить.
Мститель не станет ломать легендарные мечи Мосе и Ганьцзян.
Подозрительный не станет гневаться на сброшенную ветром черепицу.
Если в Поднебесной будет всего поровну, не станет ни смуты – нападений и войн.
Ни казней – убийств и обезглавливаний. 
Значит, Путь развивает не человеческую, а естественную природу.
С развитием природного рождается праведность.
С развитием человеческого появляются разбойники.
Те, кто не угнетают небесное в себе.
Не ослеплены человеческим в себе, близки к настоящему.

 По дороге в царство Чу, Конфуций вышел из леса и увидел Горбуна.
Горбун ловил цикад так ловко, словно подбирал их с земли.
Конфуций воскликнул:
- Как вы искусны!
Есть ли у вас Путь?
Ловец цикад ответил:
- Да, у меня есть Путь.
В пятую-шестую луну, когда наступает время охоты на цикад, я кладу на кончик своей палки 
шарики.
Если я смогу положить друг на друга два шарика, то поймаю многих цикад.
Если мне удастся положить три шарика, от меня уйдет одна из десяти.
Если я смогу удержать пять шариков, то ловлю всех без труда, словно подбираю.
Я стою словно старый пень.
Руки держу, словно сухие ветки.
Как бы ни велика была вселенная, среди всей тьмы вещей меня занимают только крылатые 
цикады.
Почему бы мне их не ловить, если ничто другое в мире не заставит меня пошевелиться?
Если на все ценности мира я не променяю даже крылышка цикады?
Конфуций повернулся к своим ученикам и сказал:
- Не об этом ли Горбуне сказаны такие слова:
«Воля не рассеивается.
Дух безмятежен и собран воедино …»

 Янь Хой сказал Конфуцию:
- Однажды я переправлялся через глубокий поток Шаншэнь.
Перевозчик управлял лодкой, словно всемогущее божество.
Я спросил его, можно ли научиться управлять лодкой так, как он.
Он ответил, что можно.
Это легко может сделать хороший пловец.
А если он, к тому же, еще и ныряльщик, то он научится управлять лодкой, даже если прежде 
не видел ее в глаза.
Я пытался расспрашивать еще, но он не стал разговаривать со мной.
Что это значит?
Конфуций ответил:
- Когда перевозчик сказал, что управлять лодкой легко может научиться хороший пловец, он 
имел в виду, что такой человек забывает про воду.
А для искусного ныряльщика водная пучина все равно, что суша.
Для него перевернуться в лодке, все равно, что упасть с повозки.
Пусть перед ним опрокидывается и скользит тьма вещей.
Это даже не привлечет его внимания.
Куда бы он ни направился, все станет делать играючи.

 Мастер игры со ставкой на черепицу станет волноваться при игре на серебряную застежку.
При игре на золото вообще потеряет рассудок.
Искусство одно и тоже, но стоит появиться ценному, и внимание перейдет на внешнее.
Внимание к внешнему всегда притупляет внимание к внутреннему.

 Тянь Кайчжи встретился с чжоуским царем Вэй-гуном.
Царь спросил его:
- Я слышал, вы учились у Чжу Шэня.
Мне говорили, он изучает долголетие.
Что вы узнали от него?
- Что я мог узнать от учителя?
Я просто стоял с метлой у его ворот.
- Не отпирайтесь, почтенный Тянь.
Я, единственный, хочу знать об этом.
- Я слышал от учителя, что умеющий поддерживать жизнь, подобен пастуху.
Смотрит за отстающими овцами и их подгоняет.
Вэй-гун спросил:
- Что это значит?
- В царстве Лу жил некий Дань Бао.
Он обитал в глухом лесу.
Пил ключевую воду.
Ни с кем не делился своей добычей.
Прожил на свете семь десятков лет, а обликом был, как младенец.
Но на беду повстречался с голодным тигром.
Тигр убил и сожрал его.
Жил в том же царстве и Чжан И.
Он обитал в доме с высокими воротами и тонкими занавесками.
Принимал у себя всякого.
Прожил лет до сорока и умер от лихорадки.
Дань Бао пестовал в себе внутреннее, а тигр сожрал его внешнее.
Чжан И заботился о внешнем, а болезнь сгубила его внутреннее.
Оба они не старались восполнить то, чего им не хватало.
Не подгоняли отстающих овец.

 Конфуций сказал:
- Чтобы остаться незаметным, не обязательно прятаться.
Чтобы показать себя, не обязательно выходить вперед.
Главное, стоять в центре, словно сухой пень.
Кто усвоит эти три истины, тот достигнет высшей славы.
Перед опасной дорогой, на которой из десяти убивают одного, отцы и сыновья, младшие и 
старшие братья друг друга предостерегают.
Осмеливаются выступать лишь в сопровождении воинов и слуг.
Не есть ли это знание об опасностях, подстерегающих человека?
А не знать, что осторожность должны соблюдать и те, кто возлежит на циновках и предаются 
чревоугодию – тоже великое заблуждение.

Распорядитель торжественного жертвоприношения, облаченный в парадные одежды, вошел в хлев 
и спросил свинью, предназначенную для жертвоприношения:
- Отчего ты боишься смерти?
Разве тебе не нравится, что я буду три месяца тебя откармливать?
Десять дней буду соблюдать ритуальные запреты?
Три дня поститься?
А уже потом, постелив белый тростник, положу тебя на скамью для жертвоприношений, 
украшенную резьбой.
Если бы он действительно заботился о свинье, то, наверное, сказал бы так:
- Уж лучше кормиться отрубями и мякиной, да оставаться в хлеву.
Заботясь о себе самом, он живет безбедно.
Ездит в экипаже с высоким передком.
Носит большую шапку вельможи.
Когда же он умрет, его похоронят в толстом гробу, который водрузят на погребальную 
колесницу.
Он предпочтет для себя то, чего не пожелал для свиньи.
Чем же он отличается от свиньи?

 Гуань Чжун правил колесницей, когда государь Хуань-гун охотился на болоте и увидел духа.
Государь дотронулся до руки Гуань Чжуна и спросил:
- Видел ли ты что-нибудь, уважаемый Чжун?
- Я, ваш слуга, ничего не видел.
Вернувшись во дворец, Хуань-гун от волнения даже заболел и несколько дней не выходил из 
своих покоев.
Среди служилых людей царства Ци был некий человек по имени Гаоао Хуан, который сказал 
государю:
- Государь напрасно сокрушается.
Разве дух может навредить вам?
Когда скопление жизненной энергии рассеивается, оно не может воссоздаться вновь.
Ее просто не хватает.
Если энергия поднимается  вверх и не может опуститься, человек становится легко 
возбудимым и вспыльчивым.
Если она уходит вниз и не может подняться, человек становится подавленным и забывчивым.
Если, не поднимаясь и не опускаясь, застревает в средней части тела, человек заболевает.
Государь спросил:
- Но существуют ли тогда духи?
- Существуют.
В воде обитают духи, зовущиеся «ли».
В очаге живет дух по прозвищу «цзи».
В выгребной яме водятся духи грома. 
В северо-восточной стороне живут духи, которых зовут «пэй-а» и « ва-луп».
На северо-западе обитает дух «и-ян».
В водоемах живет дух «ван-сян».
На холмах – дух «синь».
В горах – дух «куй», в полях – дух «пан-хуан», а в болоте – дух «вэй-шэ».
- Как выглядит дух «вэй-шэ»?
- Он одет в пурпурный халат и носит красную шапку.
Ему противен звук катящегося экипажа.
Заслышав его, он встает и охватывает голову руками.
Тому, кто его увидит, суждено стать государем государей.
Услышав эти слова, Хуань-гун рассмеялся и сказал:
- Верно, его то я и видел.
После чего, поправив свою одежду и головной убор, он сел рядом с Хуан Гаоао.
Еще до конца дня его болезнь бесследно исчезла.

 Цзи Син-цзы тренировал бойцового петуха для государя.
Через десять дней государь спросил:
- Готов ли петух?
- Еще нет.
Ходит заносчиво.
То и дело впадает в ярость.
Через десять дней государь повторил вопрос.
- Пока не готов.
Бросается на каждую тень.
Реагирует на каждый звук.
Прошло еще десять дней.
На тот же вопрос Цзи Син-цзы ответил:
- Еще не готов.
Взгляд полон ненависти.
Сила бьет через край.
Через десять дней государь опять поинтересовался состоянием петуха.
На этот раз Цзи Син-цзы сказал:
- Почти готов.
Не встревожится, даже если услышит вызов другого петуха.
Посмотришь на него со стороны – будто вырезан из дерева.
Полнота его свойств достигла завершенности.
Другие петухи не смеют выходить с ним на бой.
Лишь завидят – бегут прочь.

 Конфуций любовался водопадом в Люйляне.
Струи воды низвергались с высоты тридцати саженей.
Пена бурлила на сорок ли.
Ни рыбы, ни черепахи не осмеливались заплывать в эти места.
Вдруг Конфуций увидел в бурных водах плывущего человека.
Подумав, что тот с горя ищет смерти, послал своих учеников спасти его.
Но утопающий через несколько сот шагов сам вышел из воды.
Распустил волосы.
Запел и стал прогуливаться по берегу.
Конфуций догнал его и сказал:
- Я принял вас за дух утопленника, но теперь вижу, что вы человек.
Можно спросить, есть ли у вас, великого пловца, свой Путь?
- О нет, у меня нет никакого особенного Пути.
Я начал с того, что было дано от рождения.
Вырос в том, что угодно моей природе.
Достиг зрелости в том, что является моей судьбой.
Я вхожу в воду с течением, влекущим на середину реки.
Вместе с волной погружаюсь.
Вместе с пеной всплываю.
Выхожу с течением, несущим к берегу.
Я следую движению вод и не навязываю волнам свою волю.
Вот так я удерживаюсь на плаву.
- Что значит:
«Начать с того, что было дано от рождения.
Вырасти в том, что угодно природе.
Достичь зрелости в том, что является судьбой»? 
- Я родился на суше и чувствую себя здесь спокойно.
Вот что значит «данное от рождения».
Я вырос на воде и в воде мне тоже спокойно.
Вот что значит «вырасти в том, что угодно моей природе».
И я живу так, как происходит само по себе.
Вот что значит «достичь зрелости в том, что является судьбой».

 Плотник Нин вырезал из дерева раму для колоколов.
Любовавшиеся рамой поражались искусству резчика.
Рама была так прекрасна, словно ее сделали боги.
Увидел раму правитель Лу и спросил плотника:
- Каким секретом ты владеешь?
Плотник ответил:
- Какой секрет может быть у вашего слуги, мастерового человека?
Хотя один есть.
Когда я, ваш слуга, задумал вырезать раму для колоколов, то решил попусту не тратить свои 
духовные силы.
Постился сердцем три дня и избавился от мыслей о славе и деньгах, наградах и почестях.
Постился пять дней и уже не думал о хуле и хвале, мастерстве и неумении.
Постился семь дней и забыл о себе, своем теле, руках и ногах.
Для меня перестал существовать царский двор, исчезло все внешнее.
Не осталось ничего, чтобы смущало или отвлекало меня.
Тогда я отправился в лес.
Стал вглядываться в небесную природу деревьев, стараясь отыскать совершенный материал.
Когда я как бы воочию увидел в дереве готовую раму, то взялся за работу.
Если бы этого не произошло, то пришлось бы отказаться от замысла.
Когда я трудился, небесное во мне соединилось с небесным в дереве.
Только в таком случае музыкальный инструмент получается сосредоточием жизненной силы.

 Цзи из Восточных степей показывал свое искусство езды на колеснице царю Чжуан-гуну.
Он ездил вперед и назад, словно по отвесу.
Поворачивал вправо и влево, словно по циркулю.
Чжуан-гун решил, что в искусстве управления колесницей  Цзи не имеет себе равных в мире.
Он велел Цзи проехать еще сотню кругов и после этого возвращаться.
Янь Тай встретил Цзи на дороге.
Придя в царский дворец, сказал Чжуан-гуну:
- Цзи загонит коней.
Царь промолчал.
Вскоре Цзи вернулся.
Оказалось, что он и в самом деле загнал коней.
Царь спросил Янь Тая:
- Как ты узнал про это?
- Кони уже выбились из сил, а Цзи все их погонял.
Вот я и сказал, что он их загонит.

Плотник Чуй чертил от руки точнее, чем с помощью циркуля и угольника.
Его пальцы следовали превращению вещей и не зависели от мыслей и желаний.
Поэтому его разум оставался целостным и не знал пут.
Если туфли не жмут, о ногах забывают.
Забывают о пояснице, если пояс впору.
Когда не мешает ум, забывают о «правильном» и «неправильном».
Не изменяются внутренне и не влекутся за внешним, когда не мешают дела и заботы.
Не иметь дел с самого начала и никогда не иметь их потом – значит не создавать себе помех 
даже желанием забыться.

 Сунь Изгой подошел к воротам учителя Бянь Цин-цзы и, смущенно вздыхая, сказал:
- Я, Изгой, жил в селении, и не случалось, чтобы меня называли ленивым.
Не случалось, чтобы в момент опасности меня называли трусливым.
Но на моих полях не было урожая.
На службе царю я не встретил удачи.
И вот меня изгнали из моих родных мест.
В чем же я провинился перед Небом?
За что мне такая участь?
Бянь Цин-цзы ответил:
- Разве ты не слышал о поведении настоящего человека?
Он забывает о своей храбрости.
О зрении и слухе.
Привольно странствует за приделами мирской пыли и грязи.
Беспечно скитается, не обременяя себя делами.
Это называется действовать, не упорствуя.
Быть старшим, но не управлять.
А ты выставляешь на показ свои познания, чтобы удивлять невежд.
Стремишься к чистоте, чтобы заметнее сделать грязь других.
Ты пытаешься повсюду блистать, словно желая затмить солнце и луну.
По сравнению с другими людьми – глухими, слепыми, хромыми, безвременно погибшими – твое 
тело целостно.
В сохранности все его девять отверстий.
Это уже счастье!
Зачем же ты попусту ропщешь на Небо?
Уходи!
Сунь Изгой ушел.
Бянь вошел в дом.
Сел на свое место.
Вздохнул.
Обратился лицом к Небу и сказал ученикам:
- Только что ко мне приходил Сунь Изгой.
Я поведал ему о свойствах совершенного человека.
Боюсь, что я напугал его, и он может впасть в сомнение.
Ученики стали возражать:
- Нет!
Не корите себя.
Если то, что сказал Изгой истинно, а то, что сказали вы, учитель, ложно – то ложное, 
конечно, не может вызвать сомнений в истинном.
Если же то, что сказал Изгой, ложно, а то, что сказали вы, учитель, истинно, то он 
усомнится и придет вновь.
Бянь ответил:
- Нет.
Ведь в старину, в окрестностях столицы Лу опустилась птица.
Обрадовавшись ей, лусский царь велел приготовить для угощения птицы жертвенных животных.
Чтобы усладить птицу музыкой, исполняли величественные гимны.
Но птица загрустила.
У нее зарябило в глазах.
Она не смогла ни есть, ни пить.
Вот что значит кормить птицу тем, чем питаешься сам.
Ведь для того, чтобы накормить птицу тем, чем питается она, нужно позволить ей летать в 
густых лесах.
Плавать на озерах и реках.
Искать добычу в степях и на отмелях.
Дать ей жить так, как удобно ей самой.
И только.
Как же мог не испугаться Сунь Изгой?
Ведь он так мало видел в жизни.
Рассказывать ему про свойства совершенного человека – все равно, что катать мышь в 
повозке.
Все равно, что веселить перепелку барабанным боем и звоном колоколов.
И та, и другая того и гляди умрут со страху.
И только.